Друзья

(я крайний слева в форме, фото сделано 9 мая 1982 года)

Претит пространство многоточий

И если ставлю, то одну.

Зачем включать в друзья «и прочий»

И радоваться табуну.

Всех тех, кому сегодня нужен,

А завтра «здрасте», и пройдут.

И против них ты безоружен,

Пусть и окончил институт.

А жизнь, похоже, как разведка,

Где связи строго меньше двух,

Так и друзей находим редко,

Как справедливость у старух.

«День Шакала»

В произведении описаны действительные события. Много лет назад врачи поставили мне диагноз, согласно которому мне отводилось на жизнь пару месяцев, да ещё каких – в течение этого периода я должен был сначала потерять слух, затем зрение и т.д. то есть до летального исхода. Была предложена операция, прогноз удачного исхода был небольшим. За день до операции я взял в библиотеке роман «День Шакала» и последние сутки, возможно последнего дня моей жизни, занимался только тем, что читал его. Когда наступил вечер и в палатах выключили свет, я перебрался за столик к дежурной медсестре. Но часика в 3 ночи, она тоже собралась лечь спать и запретила мне пользоваться лампой на дежурном столике. Но мне-то нужно было дочитать, да и не мог же я спать в сою последнюю ночь. К тому времени, я уже относился к тому, как мы живём, как к суете. Тогда я выбрался через окно во двор больницы и там при свете фонаря читал до самого утра. Помню, в тот день был массовый вылет пятиминуток – типа мотыльков, которые через небольшой промежуток времени умирают. Когда я закончил читать, вокруг меня просто ковром лежали мёртвые пятиминутки. За час до операции моя мама умудрилась получить для меня направления в Центральный госпиталь МВД Казахской ССР (на тот момент я работал в уголовном розыске) и вместо операции я поехал в г. Алама-Ату. Там пролежал несколько месяцев, пока не выяснилось, что жить я ещё буду больше чем пару месяцев. Но с тех пор я стал спокойно относиться к возможности своей смерти. Обращаю внимание, именно к своей смерти, но не к смерти других. А также стал безразличен к возможностям карьерного роста и спокойно относиться к росту материального благосостояния – не то чтобы деньги мне безразличны совсем, но особой важности я им не придаю. Дальше неинтересно…. Прошу прощения, стих написан на эмоциях, поэтому постоянно будет меняться, переписываться, что-то уберу, что-то добавлю (пару раз уже поменял и добавил).

А мне врачи совсем давали мало,

Хреновый и на завтра был прогноз.

Сидел всю ночь, читая «День Шакала»

Уже решив – до смерти я дорос.

Спать я не мог – мне не хватало мочи,

Но ночью здесь свои директора.

На часе третьем так примерно ночи.

Во двор больницы выгнала сестра.

Добрался до сюжетной я раскрутки,

Когда с востока щерилась заря.

Лежали вкруг меня пятиминутки

Как листья моего календаря.

Согласен был, уже не будет после,

Не знал, что не согласна с этим мать

За час до операции ей послан,

В Алма-Ату стараться выживать….

Полгода там мурыжили, крутили,

А я всё бегал в «Яблоневый Сад»

Что буду жить, в конце концов, решили,

Шагнула смерть, пусть нехотя, назад.

От игл покуда изнывали вены,

Друзья мои решали, что и как.

И на волне, я – как комочком пены,

Взлетел наверх – ношу с тех пор пиджак.

Но сны все черно-белы, просто жутки,

Где вижу умирающих больных

И стелятся ковром пятиминутки,

Я где-то затерялся среди них.

С тех пор боязни смерти, как не стало.

Причём взаправду, а не напоказ.

В ту ночь, был мной дочитан «День Шакала»

И дочитаю в следующий раз.

«День Шакала» - роман-детектив Ф.Форсайта о наёмном убийце, готовившего покушение на Президента Франции Шарля де Голля. 

«Яблоневый Сад» - центр подготовки КГБ СССР в г. Алама-Ате, куда я бегал к своему другу и сокурснику, в то время проходившего обучения в этом учреждении.

Мост

Постылое пространство кабинета.

Что положенье, званья и т.п.

И думаю зачем, зачем всё это?

Коль к вечеру, как побыл в ДТП.

Да бросить всё, ведь времени всё меньше,

Сильней и чаще колики в боку

И чувствую себя, как будто гейша,

Чей крест служить любому дураку.

Вопрос вопросов: А оно мне надо?!...

Мост, я по пешеходной полосе –

Высокая такая эстакада,

А там внизу лежат ответы все.

Вечно не прав

Я очень долго умерял свой нрав,

Меж половым всё подчинялся нравам.

Просил прощенья, если был не прав

И извинялся, даже будь я правым.

Быть в жизни вместе, так вдвоем грести,

Преодолев ненужные теченья.

Но стоит ли, коль слышу я: «Прости»,

В прощенное, формально, воскресенье.

***

Пусть в уши Вам другие льют елей,

То нефть, что для тщеславия огня.

Живите Вы во святости своей,

Забудьте же про грешного меня.

Читай

Как накричатся ночью петухи,

Мы станем жить с тобой поодиночке.

Читай, читай, читай мои стихи,

Я здесь. 
Я в каждом слове. 
В каждой строчке.

А то, что за оградкой под плитой,

Всего лишь вдохновенья оболочка.

Сгниёт она – я был же не святой,

Всю суть мою впитала эта строчка.

Летел по жизни, как Девятый Вал,

Всё маялся больною головою.

И будто срок на свете отбывал,

А жил, так исключительно тобою.

Детектив

От старости Любовь не умирает,

То и оно.

Но в жизни всякое бывает,

Как и в кино.

Её в расцвете убивает,

Кто был влюблен.

Она всегда убийцу знает,

Она и Он.

И чуть чего уже темница,

Где забытьё.

И потому любовь боится:

Его… Её.

Тут разберётся и не НьютОн.

Кто из двоих?

Да в этом смысле не запутан,

Тот детектив.

Давно пора

Давно пора бы сделать как-то так,

Как делали великие поэты.

В ходу у них веревки, пистолеты,

А перед этим водка и табак.

Не сильно много, чтоб не промахнутся,

Суметь связать скользящую петлю,

Записку черкануть: Я Вас люблю!

Да не забыть, пред смертью улыбнуться.

Всё сделано – и начал бронзоветь,

Поклонники рыдающей толпою

Идут. Все с непокрытой головою,

В последний раз на тело посмотреть,

Пробормотать о том, мол, «Вечно с нами»

И прочитать на память пару строк…

Нет, я не трус, покончить с жизнью мог,

Но вот напившись, занялся стихами.

Всё потому – в сравнении – невелик,

Я тех, что вешались, стрелялись, или

Себя какой-то гадостью травили,

Да и играл за вшивый «Пищевик».

Родник

У берега на корточки присев,

Так и не встретив по пути колодца.

Услышать песнь реки, да и припев,

От родника, что у обрыва бьётся.

Набрать в ладони ледяных глотков.

Пить, чувствуя, как сил даёт природа.

И думать про наивных простаков,

Что хлещут Спрайт или на что там мода?

На километры ни души в окрест

И потому в воде ни тени мути.

Ещё немало по России мест,

Где думать, так легко о жизни сути.

Париж двенадцатого года

Париж двенадцатого года,

Он как обычно был Париж,

Конец военного похода.

– Эй, ты по русский говоришь?

– Ты понимаешь слово «Быстро»,

Что есть в подвалах там, налей.

Вот так и появилось «Бистро»,

Что означает лишь «скорей».

И полюбили русских  дамы,

За широту их русских душ.

И были расставанья, драмы

И ревновал французский муж.

Но он молчал – не победитель,

Сейчас слуга, здесь русский пир.

На нём он был всего лишь зритель,

Романов хлеще чем Шекспир.

Под восхищенным взглядом дамским,

Вчерашний враг, точней злодей.

Поил казак «Клико» шампанским,

Своих уставших лошадей.

Отшумело лихое лето

Отшумело лихое лето,

Вместе с ним и я отшумел.

Стало тихо в душе поэта

Силу в ней покой возымел.

Пятьдесят – это срок немалый,

Странно даже, что дотянул.

На поверку такой усталый,

Недоверчивый, как манул.

Позабыты ночные пьянки,

Томный взгляд уж не греет кровь.

Вместо водочки, валерьянки

Ты на вечер мне приготовь.

И квартира, почти палата,

Где пространство моё – кровать.

И на ней без былого мата,

Буду что-то я рифмовать.

Финал

Дождёмся третьего звонка,

Финала драмы.

Но это завтра, а пока,

Полуфиналы.

Лихая осень на дворе,

Листва в опале

И жизнь готовится к зиме,

Но ты в финале.

Старайся и не подведи,

Беги умело.

Нет ничего там впереди,

Вот в этом дело.

Когда закончится финал,

То скажет зритель.

А вот неплохо тот бежал,

Что победитель.

Дороги

Не знаю что там встречу впереди –

Сыпучие барханы, степи, ели.

Но знаю, что не сбиться мне с пути,

Поскольку я иду без всякой цели.

В пути поёт мне песню ветерок,

Иль ветер завывает словно черти

О том, что в жизни множество дорог

И все они ведут нас только к смерти.

Севастополь

Одного я не пойму,

Что шипят уродины?

Я в России, я в Крыму,

У себя на Родине.

Слёз не лей, не истери,

Прыгая и топая,

Ты на стеллу посмотри,

Что у Севастополя.

Установлена дедам

Тем, что из России.

Значит, и владеть им нам,

А не жёлто-синим.

Чуть бы раньше….

То случится среди нас с каждым,

Скажут доброе и кто в злобе.

Каждый станет среди нас важным,

Понесут его, когда в гробе.

Не услышать о себе речи,

Что при жизни ты хотел слышать.

И ответить-то тебе нечем,

Чуть бы раньше, ты бы мог выжить.

Чёрные костюмы

Они-то знают: завтра мне под нож –

Здоровым стану, может быть иначе.

– Там под наркозом смерть переплюёшь?!

–  Попробую, но проще бы на даче.

Вскопать все восемь соток до одной,

Засеять многолетними цветами.

–  Прогноз?

–  Я Вам признаюсь небольшой.

В конце-концов мы встретимся же с вами.

Но я страхуюсь  

каждый день коньяк,

Я пью с хирургом

тем, что резать будет.

А значит,

если будет что не так.

Он в тех плевках, мне хоть чуть-чуть подсудит.

Ну ладно

– Что приехали молчать?

Вы расскажите, как там восемь соток?

Что кисло? Не впервой мне умирать.

Ненужно в разговоре кислых ноток.

Но если что, так я писал стихи,

В тетрадках тех, мои о жизни думы:

Кто умерли, а также женихи...

Все надевали чёрные костюмы.

Правильные люди

Есть правильные люди на планете,

Средь них ни ты, ни я, а только дети.

Идею подсмотрел у Dodo из Марселя. Надеюсь, она меня не обвинит в плагиате. У неё это в прозе, у меня в дух зарифмованных строчка.

Фанера

В эстраде сегодня в цене ягодицы,

Там стой и ресницами хлопай.

Не зря, тех на сцене, зовут поп-певицы,

Поют они ртом, как и попой.

***

Прогрессу не чужды и попа-певцы,

Звучит для нас запись с кассеты.

А если в живую споют хитрецы,

Так вспомнятся нам туалеты.

Чёрный бумер

Всё замерло, как будто кто-то умер,

Три ночи – вот такая тишина.

И только вон соседский чёрный бумер,

Мурчит ритмично что-то у окна.

Стоит сейчас похоже на прогреве,

Минут пятнадцать – и к нему придут.

Хозяева, похоже, охерели,

Куда им в три с пятнадцатью минут?

Вот подошли, как ожидалось – двое,

Мужик в плаще, и женщина в пальто.

Уедут – продолжение покоя….

А может быть у них и умер кто.

Должники

на сообщение Dodo (Марсель. Франция) «Возлюби врага своего…»

Чёрные врачи спасают члена Ку-Клукс-Клана

Мы люди все – от самого зачатья,

До неизбежной гробовой доски.

А это значит меж собою братья

И вечные по жизни должники.

Но зачастую долг не отдаётся

Растёт, растут проценты в том числе.

А кровь людская льётся, льётся, льётся

И коркой засыхает на земле.

Дорогая

Я готов умереть без надежды воскресть

И скажу, и скажу умирая:

Дорогая спасибо за то, что ты есть.

Да, спасибо, спасибо родная.

Ты, простила меня, за былые грехи

И за всё не такое простила.

Понимаешь, что в жизни полно чепухи,

В понимании этого сила.

Буду предан тебе, буду твой, как я есть,

Твой навечно моя дорогая.

Я умру за тебя без надежды воскресть,

Промахнувшись воротами рая.

Без тебя, я уже никуда не пойду,

Просто видно судьба мне такая.

За тебя я готов жизнь закончить в аду,

Я готов, я готов дорогая.

Амброзия

На «Сад деревенский у озера». Pelageya, русская американка.

Сад у озера. Тишина,

Это было, знакомо, в юности.

Ты так ждал, что придёт она,

Утопая в любви безумности.

Понимаешь, всё то прошло

И ни те эти сад и озеро.

Совпадают, правда, число,

Точно также пахнет амброзия.

Попутчики

Ждёт меня впереди новая трасса,

Здесь никто не залезет вперёд.

У окошка стою… с краткой надписью «Касса»,

Где судьба направленье даёт.

Вот стоявший за мною завёлся,

В туже сторону просит билет.

Мы доедет куда-то…. и там разойдёмся –

Он попутчик, а спутников нет.

Так и еду – сегодня с одними,

А назавтра соседом другой.

Так хотелось бы ехать… всегда со своими,

Ещё лучше с одной, дорогой.

Да с попутчиком легче и проще,

Обязательств не душит аркан.

Только утром с похмелья… качает, полощет,

Но никто не подносит стакан.

Он же вышел на станции ночью,

Не прощаясь, не дав телефон.

Не желал попрощаться со мною воочию,

А зачем? Коль из памяти вон.

Заскрипели вагона ступицы,

Новый попутчик начал хмелеть.

Так не подсели в вагон… спутники, спутницы,

Видно мал я чтоб спутник иметь.

Крыса

Необязательно быть капитаном,

Чтоб переплыть океан.

Крыса, что в трюме сидит за титаном,

Видела множество стран.

На днях, надеюсь, кто-нибудь зайдёт

Вдруг стало не до встреч, не до прогулок,

А впрочем, так никто и не зовёт.

Квадрат квартиры, как глухой проулок,

Тот, что зимою снегом занесёт.

И жизнь уже на грани пребывания,

Где нет вопросов: Почему? Зачем?

Всё чаще, но спокойнее, прощания –

Не за горами встреча «насовсем».

Тебя уже внесли строкою в Списки.

И вот всё ближе «галочка» к твоей.

Уйти придётся просто по-английски –

От всех… учеников… учителей.

А лишь недавно были притязания,

Что без тебя никак – ты нужен всем.

Но вот уже на грани привыкания

Значение, размерами в ангстрем.

Вдруг стало не до встреч, не до прогулок,

Без диалогов дням потерян счёт.

Квадрат квартиры пустотою гулок,

На днях, надеюсь, кто-нибудь зайдёт.